Как дать понять, что ты богат. Девять рецептов от выдающихся художников

Если бы инстаграм изобрели много веков назад, он был бы роскошной картинной галереей. Желание богатых и знаменитых людей прошлого предстать перед публикой во всём великолепии обслуживали самые талантливые художники. Сегодня любой посетитель музея по одежде и украшениям, изображённым на полотнах старых мастеров, может догадаться, что герой портрета, скорее всего, принадлежал к высшему сословию. Но среди прочего на картинах часто встречаются знаки богатства и власти, символика которых была очевидна для современников художников, а сейчас понятна только специалистам. «Большой музей» рассказывает о нескольких таких знаках.

Если картина написана на религиозный сюжет, это не значит, что на ней нет места гордыне заказчика. В данном случае заказчиком, или, как было принято тогда говорить, донатором этой работы был Джироламо Амади, богатый торговец шелком из Лукки, обосновавшийся со всем семейством в Венеции. Пьеро делла Франческа изобразил его рядом со Святым Иеронимом как положено: коленопреклонённым, молитвенно сложившим ладони.

Но при этом богатый купец на картине явно крупнее своего святого покровителя и даже не пытается пригнуть прямую спину, что в середине XV века считалось спесью на грани богохульства. До этого прецедента донаторы на картинах изображались либо сильно меньше ростом, чем святые, либо в такой позе, чтобы взирать на них снизу вверх.

Амбициозного Амади традиционная композиция не устраивала: он не только самая крупная, но и самая яркая фигура на полотне. Его богатое одеяние на фоне дерева с роскошной кроной контрастирует с рубищем святого и сдержанными цветами пейзажа за его спиной.

В 1526 году немецкий художник Ганс Гольбейн младший перебрался в Англию, где писал исключительно портреты на заказ. Самыми популярными героями его картин были король Генрих VIII, члены его семьи и придворные. Однако порой за спинами королевских и знатных особ можно разглядеть одну характерную деталь: тщательно выписанные ковры. В XVI веке ковры завозились в Европу из Азии, и цены на них были очень высокими. У Генриха VIII была целая коллекция персидских ковров, и придворным художникам не раз приходилось изображать английского монарха стоящим на очередном экземпляре из его коллекции.

Сегодня у специалистов существует даже термин «ковер Гольбейна», поскольку о «ковровой моде» той эпохи сегодня можно судить преимущественно по его картинам. Ни одного предмета из королевской коллекции не сохранилось до наших дней.

Этого герцога вписал в историю не художник, а писатель Александр Дюма: это именно тот самый герцог Бэкингем, которому королева Франции Анна Австрийская подарила алмазные подвески. Он был признанным красавцем и фаворитом короля Якова I, но сохранил влияние и при дворе его сына — Карла I. О материальном благополучии героя портрета можно судить не только по количеству жемчуга, которым украшен камзол, но и по качеству кружева на воротнике.

Такое кружево делали в Венеции на острове Бурано, секрет его изготовления строго охранялся, благодаря чему Венеция могла продавать его по баснословным ценам: грамм кружева стоил, как грамм золота.

Кружево было и валютой, и приданным, и показателем статуса. В стремлении перещеголять друг друга французские аристократы спускали целые состояния, а европейская мода поощряла этот ажиотаж: носить кружева было принято не только на воротниках, чепцах и манжетах, но даже в широких раструбах мужских сапог. Страсть к кружеву разоряла дворянство, испанский король Филипп III даже издал эдикт о запрете на его ношение.

Монополия Венеции на кружево просуществовала почти 150 лет — с конца XV века до середины XVII, пока министр финансов Людовика XIV Жан-Батист Кольбер не подкупил 30 буранских кружевниц: те выдали секрет французским мастерицам — так в 1660 году возникло алансонское кружево.

Голландский натюрморт, который в XVII веке оформился в самостоятельный жанр, вполне может считаться далеким предком сегодняшних многочисленных фотографий еды в инстаграме. Эталонное изображение внутри этого жанра — картина Виллема Класа Хеды. Каждая ее деталь свидетельствует, что за этим столом обедал очень состоятельный человек. На тончайшей скатерти стоит изысканное столовое серебро, позолоченный кубок – такая посуда дешевой быть не может.

Остальные предметы тоже стоят очень дорого для обычного жителя Голландии того времени: графин из венецианского стекла, оливки и лимоны, привезенные из-за границы. Да и мясной пирог ели только по особым случаям. А еще устрицы, но о них — отдельно.

Многие предметы и детали на голландских картинах имели особый смысл, но устрицы считались «двусмысленными»: с одной стороны, означали плотские утехи, а с другой – спасенную душу, которая освобождается от тела.

Так что «читать» эту картину можно двумя способами: то ли она иллюстрирует протестантское убеждение, что трудолюбие дает человеку не только сытость и богатство, но и ведет к спасению души; то ли показывает, как удачно складывается жизнь одного зажиточного голландца: и сыт, и пьян, и сексуально удовлетворен. Другая неоднозначная (и не менее распространённая в голландском натюрморте) деталь — кожура лимона. Лимон обозначал «ложного друга» (радует глаз, но горько-кислый на вкус).

На руке у этого мальчика на картине фламандского портретиста Валлеранта Вайланта целое состояние — охотничий сокол. Такая охота была увлечением знати и в Европе, и в Азии, и в России. Содержание хищных птиц было делом очень затратным, но обязательным для аристократа — соколиная охота входила в «семь рыцарских добродетелей».

Правила этикета предписывали каждому титулу свою породу: кречет был королевской птицей, принц или герцог охотились с соколами, дворяне попроще могли позволить себе ястреба. Обученные охоте птицы стоили так дорого, что король Англии Эдуард III ввел за их кражу смертную казнь. Сокола можно было купить по цене породистой лошади. А для ухода за ним требовалось содержать ещё и специальную прислугу. Сама охота представляла собой великолепный выезд, самые роскошные из них устраивал Людовик XIII.

Герой этой картины фламандского живописца Антониса ван Дейка — Джеймс Стюарт, герцог Леннокса и Ричмонда, блестящий английский аристократ, кузен короля Англии и Шотландии Карла I. Его большая охотничья собака предположительно относится к исчезнувшей породе gan dog — предку современных легавых. Но она для герцога, скорее, дорогой друг, чем дорогой аксессуар.

Самая «престижная» деталь портрета — искусно вышитая серебряная звезда на плаще, которая свидетельствует о том, что сэр Джеймс Стюарт — кавалер Ордена Подвязки, высшего рыцарского ордена Англии.

Сам орден представляет собой золотую ленту, завязанную на ноге чуть ниже колена, и он едва виден под большим черным бантом, украшающим панталоны герцога. Зато звезда занимает самое выгодное положение на картине и своими размерами значительно превышает размер головы сэра Джеймса.

Самая роскошная и яркая деталь этого парадного портрета работы придворного художника Гиацинта Риго — горностаевая мантия, затканная золотыми лилиями Бурбонов. На картине изображён Людовик XIV, в правление которого Франция достигла невиданных высот в развитии науки и искусства. Однако есть здесь и ещё одна деталь, указывающая на то, что перед нами Король-Солнце: туфли с красными каблуками. Обувь на каблуке в те времена носила только знать, но именно Людовик XIV ввел в моду каблуки красного цвета — впервые он появился в них на церемонии собственной коронации. Людовик XIV вообще был «иконой стиля» своего времени — причём не только для Франции, но и для всей Европы. Пижонов XVII века, подражавших королю, еще долго звали «краснокаблучниками».

Приоритеты на этой картине, к слову, расставлены нехарактерно: все внимание и освещение приковано к ногам монарха, который был хорошим танцором и очень этим гордился. А вот скипетр, символ королевской власти, Людовик держит вверх ногами и опирается на него как на трость. Да и корона лежит в самом темном углу, почти сливаясь с мантией.

«Качели» — одна из самых известных картин французского живописца и гравёра Жана-Оноре Фрагонара, хотя изначально писать её должен был не он. История началась с того, что к художнику Габриелю Франсуа Дуайену, известному своими картинами на религиозные темы, обратился барон Сен-Жюльен, не менее известный своим богатством, с просьбой изобразить на картине его самого с любовницей. Причём предполагалось, что дама будет раскачиваться на качелях, а барон — рассматривать её ноги под взлетающей юбкой. Дуайен счел, что такому фривольному сюжету нужен исполнитель с соответствующими фривольными нравами — именно такая репутация была у Фрагонара.

Тот блестяще справился с задачей: сделал одну из лучших своих работ и полностью удовлетворил желание Сен-Жюльена иметь модное и красивое доказательство того, что он счастливый любовник хорошенькой женщины.

Одна из центральных деталей картины — дамские ноги в туфлях-мюли, которые были в большой моде у аристократок XVIII века. Фрагонар изящно обыграл особенность этой обуви — отсутствие задников: одна из туфель легко слетает с ноги. Каждый светский человек галантного века знал, что это означает: дама ответила на ухаживания Сен-Жюльена благосклонностью.

Учителем Фрагонара был Франсуа Буше — выдающийся бытописатель эпохи рококо. Его картина «За туалетом» — настоящий гид по этому стилю в искусстве. Каждая мелочь на ней — модная, стильная, но не кричащая. А самая интересная вещь здесь — китайская ширма на заднем плане.

Европа всегда с благоговением относилась к китайским шелкам и фарфору, а в XVII-XVIII веках в моду вошла ещё и китайская мебель. Транспортировка таких товаров стоила настолько дорого, что цены на все китайское в Европе взлетали до небес.

В тот же период французские мебельщики совершили настоящий прорыв в импортозамещении: они научились подражать китайским образцам и оперативно подстраиваться под вкусы местной знати. Так сформировался стиль, который называется шинуазри (chinoiserie, в дословном переводе с французского — «китайщина»). Стиль жив до сих пор: интерьеры в стиле шинуазри можно найти во многих глянцевых журналах, посвященных интерьерному дизайну.