Якопо дель Селлайо. Мадонна с Младенцем», около 1442—1493 годов © Государственный Эрмитаж
16 декабря 2019
«Большой музей» отвечает на сложные, интересные и неочевидные вопросы, которые посетители российских музеев задают в книгах отзывов или соцсетях.
Где спросили: в инстаграме Государственного Эрмитажа
«Молиться можно в храме, в музее, в метро»
Отвечает иеромонах Иоанн (в миру Джованни Гуайта), штатный клирик прихода храма Космы и Дамиана в Шубине в Москве:
«Икона не перестаёт быть иконой, от того, что находится в музее. Очень часто люди молятся перед иконами, например, в Третьяковской галерее. Автор поста задал вопрос под изображением „Мадонна с младенцем“ художника Якопо дель Селлайо, которое хранится в Эрмитаже, и, строго говоря, не является иконой. И всё же молиться перед ним можно, так как мы молимся не самому изображению, а Богу (в данном случае Христу и Деве Марии, которые здесь изображены). Православная церковь учит, что молиться (и креститься) можно „на всякое время и на всякий час“, в любом месте „на небеси и на земли“ — в храме, дома, в музее, в метро... Главное делать это не напоказ, а искренне».
Якопо дель Селлайо. Мадонна с Младенцем», около 1442—1493 годов © Государственный Эрмитаж
«Икона в музее — это прежде всего произведение искусства»
Отвечает Ирина Шалина, ведущий научный сотрудник отдела древнерусского искусства Государственного Русского музея:
«Очевидно, что музейное пространство не предназначено для поклонения иконам. В музее они переходят в иной статус — не моленного образа, а произведения искусства. Известно, какой урон сохранности иконы и состоянию витрин наносит их целование посетителями, строго воспрещённое в музее и совершаемое украдкой, когда не видит смотритель. Это непосредственный контакт с экспонатами, а трогать их категорически запрещено.
Особенно странными выглядят иконы, зацелованные губной помадой, с трудом удаляемой реставраторами с ветхой живописной поверхности. Такие действия наносят огромный вред произведениям, а люди совершившие, с их собственной точки зрения, благочестивый поступок, реально портят иконы. Это и с православной моралью трудно согласуется.
Однако, если посетитель хочет перекреститься перед иконой и это не наносит никому ущерба, почему ему в этом надо отказывать? Правда, в этой ситуации не стоит забывать что рядом могут оказаться и, скорее всего, окажутся люди других вероисповеданий или атеисты, и подобные действия могут доставить им определённый психологический дискомфорт. Их взгляды тоже нужно уважать. Для сравнения можно представить себе мусульманина, который расстилает коврик в залах с иконами, — ведь, получается, и у него есть такое право — и то, какую травму он может этим невольно нанести православному посетителю.
Лично у меня как у православного человека никогда не возникает желания превратить залы в намоленное пространство, музей для меня — это не церковь и не моя домашняя молельня, но в целом мне не кажется, что следует вводить запреты на жестикуляцию людей в залах. Сейчас и так возникает много запретов, и некоторые кажутся мне совсем неоправданными, нарушающими человеческие права. В уставах музеев не сказано, какую жестикуляцию вы можете производить в музейном пространстве, а какую нет.
Иногда хочется верить, что мы живем в демократическом государстве. Если посетитель не наносит ущерба окружающим, порядку и сохранности самой вещи, он может делать что ему угодно — смотреть, думать, сидеть, тихо говорить, и конечно, жестикулировать».